В самые трудные для столицы дни строительство метро не прекращалось ни на минуту. Поразительно - именно в годы войны построены красивейшие станции - "Измайловский парк", "Бауманская", "Курская", "Автозаводская", "Новокузнецкая", "Павелецкая". Впрочем, чему же тут удивляться? Родина думала о завтрашнем дне, о благе людей. Может быть, это привычное занятие - стройка - и вселило в строителей метро спокойствие и сосредоточенность, которые позволили, как выразился Андрей Семеныч, за два-три месяца "втянуться в войну".
Легко ли? Проходка подземных пластов - само собой. А еще подготовка к зиме, ремонт жилья, добыча торфа и угля в подмосковных бассейнах, строительство оборонных объектов и многое, многое другое. Десятки заводов и фабрик страны работали на Метрострой. Но теперь часть из них была отрезана от Москвы.
Можно представить, какая тяжесть легла на плечи Андрея Семеныча, бывшего тогда заместителем начальника Метростроя по материально-техническому обеспечению...
Не оттого ли он вдруг умолк, замкнулся, словно пытаясь мысленно объять пережитое.
- М-да... ну вот, значит, так...
Нервно сцепив пальцы, поглядывал в слепящее весенним солнцем окно, за которым журчали ручьи, а паузы между фразами затягивались, и слова - будто капель с подмерзающей сосульки. Но в каждой капле, если вглядеться, жил многогранный, удивительный мир войны и работы.
- Знаете... - неожиданно засмеялся Андрей Семеныч, - мы ведь и Дворец культуры тогда воздвигли. - Он так и сказал: "воздвигли", как бы подчеркивая значительность события. - Видели там свод с ярчайшей росписью? Так вот, для женских фигур художникам позировали наши девчата-маляры.
Но как же все-таки умудрялись метростроевцы не сбавлять темпов проходки в оборонявшейся Москве?
Работа под землей и в мирное время не сахар: юрские глины, плывуны, крепкие, как железо, известняки - отбойным молотком не возьмешь, только взрывчаткой. Кессонами отжимай воду, наклонную шахту заморозь, не то - обвал. А людей стало меньше, ушли на фронт.
И тогда оставшиеся, решив работать по-фронтовому, совершили, казалось, невозможное. Они ускорили щитовую проходку. Сидя на голодном пайке, механизировали тяжелые операции, придумав погрузочные машины и десятки других мелких новшеств, облегчающих труд. Шоферы, возившие бетон, вместо привычных семи ездок за смену стали делать по двадцать. Штукатуры, тратившие на отделку тоннеля шестьдесят дней, сократили время до десяти. Комсомольцы Покровской линии, узнав про затор на мраморных работах, спешно, на ходу, подучились и повели отделку.
Возникла проблема с эскалаторами...
Тут Андрей Семеныч молча развернул и с какой-то даже нежностью разгладил на столе пожелтевший от времени лист газеты "Ударник Метростроя" с отчеркнутым абзацем в статье начальника Метростроя М. А. Самодурова.
"...Нужны были огромное организаторское мастерство, большевистская настойчивость, энергия, инициатива, чтобы в условиях военного времени за короткий срок выпустить 18 эскалаторов. В этой работе приняли участие 53 московских предприятия..."
- А как же все-таки с материально-технической базой?
На этот раз пауза затянулась дольше обычного.
- Что там говорить... Да и не расскажешь всего. Страна по-прежнему давала нам лес, цемент, металл, но вот, скажем, тюбинги... Они шли с Украины, а тут - юг в оккупации. У меня, правда, крупный запасец был. Сколько я из-за этого запасца выговоров получил в свое время. А не зря берег... И не я один. У директора завода тоже задел оказался. Мраморные плиты, готовые, отшлифованные, хватило на шесть станций.
- А когда вышел ваш запасец?
Андрей Семеныч покачал головой.
- Знаете, мы не волшебники, - произнес он уже иным, наставительным тоном. - Учтите главное. Мы постоянно ощущали поддержку МК и МГК. Очень помогал нам Владимир Федорович Промыслов, ведавший тогда строительным отделом ЦК. К метростроевцам он, по-моему, питал особую слабость. Ну, и то сказать - народ у нас был великолепный, мастера! Да, так вот - о тюбингах...
К тому времени, когда кончился запас тюбингов, был освобожден Днепропетровск. Завод лежал в развалинах, цех тюбингов разрушен, однако было уже дано указание из Москвы - за восстановление цеха взялась железнодорожная часть. Весьма чутко отнеслись к хлопотам Чеснокова и в обкоме партии, увеличив рабочим хлебный паек. Да и люди принялись за дело с небывалым энтузиазмом, будто мстили немцам за их варварство. Ровно через три недели цех выдал первую продукцию!
- В Москве даже не поверили, получив мою телеграмму. Попросили подтвердить...
Война настроила всех - от мала до велика - на какой-то особый лад. Служебный кабинет с раскладушкой и умывальником стал домом, люди отрешились от устоявшихся привычек, потребностей, превратились в солдат трудового фронта...
Однажды в полночь на столе Андрея Семеныча затрещал телефон.
Ведавший монтажом инженер Гастеев доложил, что для завершения работ на Замоскворецком радиусе не хватает ста километров кабеля.
- То есть как... - У Чеснокова даже похолодело внутри. - О чем же вы раньше думали?.. - спросил он хрипло.
И самому стало страшно от этой внезапно наступившей тишины.
Была ли здесь чья-то оплошка, или кабеля с самого начала недобрали, - раздумывать было поздно. Дисциплина военного времени сурова, ответственность велика.
- Виноват, - только и вымолвил Гастеев, - готов нести любое наказание.
- Смелый вы человек, - все так же тихо произнес Чесноков, накаляясь против собственной воли, потому что уважал Гастеева как хорошего работника. - Но мне с вашим наказанием чай не пить! Мне нужен кабель, вот и думайте!
И положил трубку.
Постепенно, как это бывало не раз, приходило спокойствие. Еще ничем не объяснимое, вызревавшее из привычной убежденности, что безвыходных положений не бывает: не в пустыне живем. Только без паники, взять себя в руки, прикинуть...
Он уже потянулся было к телефону, чтобы вызвать начальника электромеханических устройств Николая Владимировича Церковницкого, как в дверь постучали, и тот сам вырос на пороге - высокий, подтянутый, чисто выбритый - он всегда брился ночью, чтобы сэкономить утреннее время. Весело тряхнув белокурым чубом, присел у стола.
- Все знаю, - упредил он рассерженный жест Чеснокова, - Гастеев мне звонил.
- Не вижу в этом ничего приятного, - буркнул Чесноков, не сводя глаз с гладких щек Церковницкого. Еще подумал, поморщась: "Неужто одеколоном мажется? Ну, конечно, у него воз полегче моего. Хотя..."
Николай Владимирович Церковницкий слыл человеком неугомонным и вездесущим. За полгода до пуска станции он уже подгонял электриков, указывая на возможные узкие места, тормошил начальство, критиковал на собраниях "резинщиков" с Мытищинского вагоностроительного, подкрепляя свои слова статьями в многотиражке. Ему говорили: "Им статья, как слону дробина. Не наш ведь завод". "Что значит - не наш? - вскипал Церковницкий. - Советская власть одна!"
И не зря Андрей Семеныч, раздумывая, к кому бы обратиться за советом, вспомнил о Николае Владимировиче.
- Кто может помочь?
- Мосэнерго, - коротко изрек Николай Владимирович, когда-то работавший в этом учреждении. - У них есть кабель. Должен быть!
- Думаешь, дадут?
- Уверен, но без поддержки Промыслова не обойтись...
Утром кабель был получен. Так была решена проблема. Одна из многих.
И зря я вначале поражался быстрым темпам проходки метро в условиях войны. Ведь какие люди работали под землей!
- Вот, скажем, Костя Овчинников! Вы бы видели его! - взволнованно заговорил Чесноков. - Богатырь! Волжанин! Таких работников я больше не встречал. Ну, правда, резковат малость, но справедлив! Люди в нем души не чаяли. И умница, каких мало. Московскую капризную породу читал как раскрытую книгу. Загодя знал, где какую ставить крепь. Но уж если своих сил не хватало, помогали опять-таки нам безотказно. Да разве можно отказать таким, как Костя?!
По линии Совмина метростроевцев опекал Василий Гаврилович Поликарпов, обычно отвечавший на просьбы: "Сам приеду, погляжу".
На этот раз было на что посмотреть. Костя при всем своем умении не мог рассечь тоннель к станции "Арбатская" - невиданный по напору слой воды сбивал с ног. Сутки работали люди, не просыхая.
По дороге на аварийный участок, пока Чесноков горячо объяснял товарищу из Совмина, какой человек Овчинников и как он все же умудряется сдерживать лавину воды новой, придуманной им крепью, о том, как до зарезу нужен хоть пяток водолазных костюмов, иначе проходка станет, Поликарпов помалкивал. Лишь на участке, когда Костя, слепой от воды и глины, вняв зову гостей, втянул их на площадку через узкую горловину, нещадно ругаясь при этом: "Что тут смотреть? У нас не театры!" - Поликарпов сказал:
- Постараюсь помочь.
А Чесноков, перекрывая шум воды - все в минуту промокли до нитки, - закричал смутившемуся Косте:
- Это ж товарищ из Совмина, попридержи язык!..
Поликарпов, как был мокрый, в каске, сел в машину и поехал в Кремль.
Рис. 41. П. Д. Корин за работой над эскизами для 'Комсомольской'-колыдевой
В полночь, едва дали отбой воздушной тревоги, к складу Метростроя подъехали крытые брезентом грузовики, в них лежали водолазные костюмы и десять тысяч спецовок.
Овчинников не ушел со смены, пока не поставил заслон воде.
Андрей Семеныч рассказывал. Одна история сменяла другую, из них складывалась картина военных будней...
Каждый день нес с собой новые заботы, новые задачи. Жарким августом, когда солнце, будто огромная огненная ракета, зависало в рокочущем от моторов небе, несколько бригад были посланы строить оборонные объекты в районе Бородина. Базу надо было создавать самим...
Мне в своей жизни довелось поработать в полевых условиях на сооружении дорог, дамб, мостов - и всякое приходилось видеть: и путаницу и штурмовщину. Но как же радовалась душа, когда за дело бралась мобильная колонна - отряд со сложившимся коллективом, где все было налажено, каждый знал свое место и все делалось без лишней суеты. Стук топоров, визг циркулярной пилы, жужжанье сварки - и, как в сказке, вырастали легкие бараки, гаражи, мастерские, подводилась вода. Короткий посвист движка оповещал о пуске подстанции. А в котельной, окутанной морозным паром, грелась вода для утренней заправки машин - и они минута в минуту выезжали из ворот, а вскоре на объекте поднимались штабеля труб, кирпича, арматуры...
Это в мирное время... А здесь - ив военное было так же, может быть, еще четче, сноровистей, быстрей. Группу метростроевцев возглавили инженеры Стрымбан и Рахлин. Из Москвы по Волге на баржах уже везли гравий и цемент, доски и оборудование для подстанции. На месте разыскали глину. Стали готовить раствор, бетон. В палаточном городке все решал график. Военные специалисты показывали, где и как надо строить, куда повернуть амбразуры дотов, уточняли сектора обстрела.
Рыли противотанковые рвы, ставили ежи, сотни, тысячи, десятки тысяч ежей.
А в воздухе кружился ставший привычным фашистский разведчик, и ровно минута в минуту - враг был аккуратен - завывали в небе "мессеры", с ревом налетали штурмовики.
- Эта ихняя аккуратность, - усмехается Чесноков, - нас во многом выручала. Прятались загодя, так что толку от налетов было немного. Ночью старались не работать, чтобы не обнаружить себя светом, подвозили материалы. Но от зари до зари выкладывались до конца.
Сам Андрей Семеныч все же попал однажды под пулеметы врага. Ездил в Бородино часто. Путь неблизкий, поэтому об отдыхе пришлось забыть, а тут и вовсе едва жизни не лишился. Хорошо, что вовремя заметил стремительно мчавшиеся навстречу машине бурунчики пыли. Поднял глаза и, мысленно ахнув, крутанул руль вправо. Очередь со свистом прошла мимо, а с нею и самолет на воющем вираже. "Эмка", трижды перевернувшись, стала на четыре колеса. Сидевший позади парторг управления Матвеев только и сказал: "Повезло". Ошеломленные, несколько минут сидели молча.
- Потом и не такое бывало. Человек ко всему привыкает. Иногда ему просто не до страха. Надо было кончать с рубежами... Вообще, - Андрей Семеныч покачал головой, - начинать рубежи было легче. А вот свертываться, скрытно уходить под огнем напиравшего фашиста со всем имуществом, оборудованием, людьми... - Он глубоко вздохнул и добавил: - Однако сумели.
А в Москве ждал новый приказ - в кратчайший срок наладить выпуск минных корпусов. Это просто сказать: "Даешь мины!" Собственный Метростроя механический завод - люди, оборудование - отправлены на восток. Осталось лишь кое-что из старья, списанное. Из людей - два-три старых мастера. С какой стороны подступиться к делу, где найти токарей, фрезеровщиков?
Вскоре из-под Новосибирска, со станции Чулымская, прибыла по комсомольским путевкам группа девушек - молодых, необученных. В полушубках и в валенках, перепоясанные шерстяными платками, они стояли посреди холодного пустого цеха, опустив на пол баулы. В углу поодаль уже громоздились присланные соседним заводом чугунные заготовки, у стен - три собранных заново станка. Гостьи пытливо, исподлобья поглядывали на поднявшихся навстречу мастеров. Старшая, круглощекая, с колкими серыми глазами, спросила:
- Когда приступать?
- А вы станки-то хоть во сне видели? - в свою очередь поинтересовались хозяева.
- У нас сон молодой, мы другое видим. Давай обучай.
- Может, сначала в общежитие, баулы сложите?
- Они у нас без ножек, и отсюда не убегут.
Через неделю производство пошло на лад. Машина едва успевала увозить готовые корпуса.
Андрей Семеныч вдруг сощурился весело, будто вглядываясь в полузабытые, размытые временем лица сибирячек. Рассмеялся:
- Ну и девки были! Одна к одной, как яблочки. Как мы их потом ни уговаривали остаться, чего ни сулили - и жилье и профессию - ни в какую! Как приехали, так и уехали. Ни одна в Москве замуж не вышла. Бригадирша ихняя, бедовая, на прощанье сказала:
- Мы свое дело сделали, не обижайтесь. У вас хорошо, а дома лучше. Дома и женихов станем ждать, они у нас воюют...
Андрей Семеныч проводил их до вокзала и вернулся к себе в управление. Предстояла обычная в ту пору беспокойная ночь - звонки на Мытищинский вагоностроительный, звонки на угольные карьеры, переговоры с Уралом, Сибирью, Украиной...
Чесноков умолк, глядя рассеянно на Бориса Ильича, тронул его за локоть:
- Ну что, старина? Теперь твоя очередь - выкладывай про свою тоннельную эпопею на Кавказе.