Когда комсомолу было семнадцать (Евг. Долматовский, участник строительства первой очереди метро)

Разбирая старые бумаги и сохранившиеся документы юности, я нашел тетрадку-дневник с записями, относящимися к 1934 и 1935 годам. Предлагаю вниманию читателя эти странички. Их писал доброволец, участвовавший в строительстве станции метро "Охотный ряд", которая теперь называется "Проспект Маркса", и первого тоннеля. В дневнике упоминаются имена комсомольцев тех времен. Сообщаю, как сложились дальше судьбы моих, тогда еще не героев:

Николай Краевский, бригадир, был награжден в 1935 году орденом Ленина. Перед войной он был начальником ленинградского Метростроя, в войну - одним из начальников ладожской "дороги жизни", получил тяжелое ранение. В пятидесятых годах руководил строительством тоннелей на Волго-Доне, а потом возглавлял ряд строительно-монтажных управлений.

Василий Ребров, тоже кавалер ордена Ленина с 1935 года, ушел со стройки в танкисты. Он пал в боях Великой Отечественной. Геройски погибли и Саша Урусов, и Кирилл Дебольский. При исполнении служебных обязанностей погиб инструктор-парашютист Яков Мошковский.

Вазых Замалдинов... О нем восторженно писал в своих репортажах из Москвы корреспондент газеты "Руде право" Юлиус Фучик. Ныне заслуженный строитель РСФСР, инженер Вазых Замалдинов - ветеран Метростроя. Под его руководством проложено немало тоннелей, воздвигнут ряд станций (например, станция имени 1905 года).

Петр Ратников более сорока лет был бригадиром проходчиков. Награжден орденом Ленина и другими орденами. На стройке метро начальником смены работает его сын Артур.

Лев Рябов всю жизнь (за вычетом четырех лет войны - он был мор яком-кат ерником) отдал тоннелестроению, участвовал в прокладке тоннелей Асуанской плотины в Египте.

Леля Фролова (Дебольская) вот уже сорок пять лет работает на строительстве метро, она инженер, начальник отдела СМУ, а дома - бабушка шести внуков...

Конечно, можно пойти работать на Арбатской площади. Но такое место работы слишком близко от дома - школа и та была подальше. Кроме того, мне не нравится проект станции, которая украсит собой нашу добрую Арбатскую площадь: она отличается от кремового торта только тем, что немного выше и сделана из несъедобных материалов. Даже сейчас, в самом первоначальном виде, она некрасива, хотя я люблю смотреть на стройки.

Леша Кара-Мурза утверждает, что самое лучшее место на стройке метро - Охотный ряд, наиболее центральная точка города Москвы. Когда будешь шагать с работы, прохожие не смогут разобраться - то ли ты артист Большого или Малого театра, то ли важный гость, живущий в гостинице "Москва".

Решено - идем в Лоскутную гостиницу, там как раз отдел кадров, медицинский осмотр и все такое прочее.

Наш бригадир - выдающаяся личность: у него несколько удлиненная добрейшая физиономия, слегка тронутая следами оспы, большие уши, и губаст он, как негр. Но самое прекрасное - его светлые и испытывающие каждого глаза. Он сразу дает понять, что является главным, а твое дело - ему подчиняться. Такому парню не противно и подчиниться - он не станет пользоваться своей властью без смысла и только ради фасона.

Бригадир - его зовут Николай, фамилия Краевский - долго меня рассматривал, ну а я тоже стал на него глазеть, это было нечто вроде детской игры - кто кого пересмотрит. Он все-таки меня пересмотрел и сказал, что пока поставит меня на откатку, для освоения. Моим напарником (вагонетки катают вдвоем) будет Петр Ратников, человек с классическим деревенским лицом и соломенной головой. Он старше меня на полтора года, но делает вид, что на двадцать, в крайнем случае - на пятнадцать лет. Ладно, разберемся. Я заметил, что метростроевцы чувствуют себя великанами - из одного племени с той громадной фанерной фигурой, которая установлена на макушке шахтного сооружения, возвышающегося над площадью Свердлова.

Я себя таковым не чувствую, наоборот, спустившись в забой, я поймал себя на том, что становлюсь каким-то лилипутиком, чтоб не сказать - земляным червем. Очень внушительно давит заделанный досками свод. Сам тоннель будут проходить щитами - особой машиной, работающей по системе крота. Один щит английский, другой все-таки наш, советский, хотя англичане приехали, как рассказывают, совершенно уверенные, что только они короли, а мы - подсобная рабочая сила для их мировой техники.

Но, как и следовало ожидать, их фасон быстро выровняли, техника в руках у комсомольцев - победа, честное слово...

Бригада наша сквозная, без моего участия она стала уже лучшей комсомольской бригадой шахты "Охотный ряд". Разумеется, в той же самой земле копаются и другие бригады, они вовсе не собираются закрепить за нами переходящие знамена, наоборот - ускорить их переход.

Другой бригадир, Вазых Замалдинов, - гора-человек, причем гора, полная не просто полезных, но драгоценных ископаемых. Но до них надо еще добраться, а внешне он просто деревенский татарский парень, особо говорящий по-русски, но чаще молчащий и думающий по-татарски, он сам мне сказал.

Мы свели дружбу с Василием Ребровым, он тоже из деревни (подмосковной), очень рассудительный и умный человек с огромными ладонями, как будто это горсть янтарных мозолей. Его мечта - армия, танковые части, уверяет, что скоро его возьмут и отправят на Дальний Восток.

В нашей бригаде имеется свой философ, Лева Рябов. Он считает необходимым обсуждать все происходящее в бригаде, на шахте, в Москве, в СССР и на земном шаре. Даже не могу понять, когда он работает, - он все время говорит, да так, что заслушаешься. Настоящий зрелый девятнадцатилетний человек, имеющий четкое собственное мнение, не дающий никому ни в чем сомневаться. Мне кажется, что бригадир нарочно не обращает внимания на Левину разговорчивость, занимающую почти всю смену. Краевскому нужен такой человек в бригаде, осмыслитель всего, что мы делаем, что с нами происходит.

Нужен еще и потому, что не я один, но и самые могучие мои новые товарищи смертельно устают за шесть часов работы. Особенно устают за смену, которая длится с 12 ночи до 6 утра. Странно - под землей нет ночи и дня, все одинаково, но и ночь, и день, и вечер, и утро - они, оказывается, имеются в нас, прячутся где-то в глубине. И вот в 2 часа ночи вылазит из нас глубокая ночь, кажется, лег бы сейчас в лужу между рельсов, уснул, пусть по тебе катают вагонетку, пусть творят что хотят.

Я сделал удивительное открытие: оказывается, девчата гораздо выносливее и крепче нас. Лева Рябов, которому я сказал об этом, ничуть не удивился, ответил, что это всем ясно с доисторических времен. Например, женщина рожает, испытывая муки, которые не под силу никому из мужчин. Известно (ему), что во время недавнего голода на Украине женщины выживали, а мужчины здоровенного сложения - нет.

В брезентовых спецовках наши барышни выглядят довольно квадратно, но из душевой они выходят фарфоровые, розовые, словно у них внутри вставлена матовая лампа в сто свечей. Светятся, честное слово.

Самая задиристая - Рая Дударева, самая сентиментальная - Паня Маслова. У меня такое впечатление, что каждый из ребят влюблен во всех девчат бригады, не то чтобы без разбора, но без исключения.

После дневной смены мы с Краевским не пошли переодеваться и мыться, а решили прогуляться по Китай-городу в спецовках и шляпах. Не могу понять, зачем мы остались в рыжей глине, но вот пошли. И как-то получилось, что Коля задел проходившего мимо попа и сильно вымазал ему рясу девонской или юрской глиной. Поп, наверное, решил, что это было сделано нарочно, мы стали извиняться и утверждали, что чистая случайность, никто не хотел обидеть товарища священнослужителя. Поп оказался довольно покладистым, он сказал, что бог нам судья.

Коля перешел в наступление, спросил попа:

- Что вы будете делать, если бога нету?

Поп подумал-подумал, а потом задал ответный вопрос:

- А что вы будете делать, если бог есть?

На том дискуссия и завершилась.

Аэроклуб. Инструктор парашютного спорта Яков Мошковский, крылатый человек. Он сказал, что, если бы прыгать было не страшно, не стоило бы испытывать молодежь, незачем было б растрачиваться на пустяки.

Дело было громкое и шумное - Леля Фролова организовала поход в Московский комитет ВКП(б). Она требует, чтобы девушкам разрешили работать в кессоне под давлением.

Ее вежливо поперли.

Тогда она предприняла второе наступление, ходила даже на угол Воздвиженки, в приемную самого Михаила Ивановича Калинина. Говорят, что Калинин выслушал ее, улыбнулся, но ничего не сказал. В приемной работают старые большевики, они очень ласково разговаривали с Лелей, но не сказали ни да, ни нет.

И на шахту никому не сообщили своего мнения.

Комсорг утверждает, что скандалить можно сколько угодно, но, во-первых, это не наши приемы, а, во-вторых, девушек все равно будут охранять от кессона в интересах будущих поколений. Что это значит - поняли все ребята, а девушки не поняли и кричали ему - обойдутся без тебя будущие поколения.

Рис. 31. Герой Советского Союза метростроевец И. Вишняков. 1943 год

Мой напарник Петя Ратников считает меня слабеньким, выражает соболезнование, а сам вчера после смены уснул в душевой и проспал все 18 часов до следующей смены.

Около общежития-барака на Второй Извозной улице выставили галерею ударников. На полотне нарисованы огромные, не очень похожие, но узнать можно, лица наших бригадиров. Портреты на штангах вдоль улицы. Интересно, что переживают бригадиры, когда проходят мимо своих огромных физиономий. Лучше всех нарисован Краевский, особенно старательно художник изобразил его берет - вроде сетки, который он носит под брезентовой шляпой для сохранения прически.

Некоторые товарищи считают, что не мешало бы и кого-либо из девчат изобразить, пусть они не бригадиры, но это лицо Метростроя.

Наш сосед - Коминтерн. Он помещается на углу Воздвиженки, под ним как раз пойдет левый тоннель. Говорят, что Георгий Димитров даже спрашивал у работников МК партии, надежно ли перекрытие, не треснет ли стена здания. Его успокоили.

После этого у нас возникла дружба, некоторые иностранные коммунисты даже пошли работать сюда, например Карлос Родригес, очень симпатичный испанец. Мы с ним разговариваем на невероятном и не очень понятном ни мне, ни ему языке.

Пробивались мы упорно, страстно 
Сквозь пласты девона и юры, 
Чтобы взять 
Вот этот бархат красный, 
Эти золоченые шнуры. 
Мы идем к своей заветной цели. 
За пластом вздымая новый пласт, 
До конца строительства тоннеля 
Шахта это знамя не отдаст. 
От проходчика до стволового - 
Все, кто строить и гореть пришел, 
Победить - даем друг другу слово, 
Верное, как слово Комсомол.

Стихотворение напечатали в многотиражке "Ударник щита", но Саша Урусов, член комитета комсомола, сказал, что уж очень лозунгово, можно бы и полиричней. Оказывается, он тоже пишет стихи. Вот его строки, очень запомнившиеся:

Раньше провожал тебя на реченьку, 
А теперь провожаю в кино.

Я считаю, что данные строки выдают деревенское происхождение Саши - городской человек так сроду бы не написал! "Реченька" - так говорят только крестьянские поэты, и то стесняются подобной устарелости.

Условились с Урусовым, что напишем стихи о будущих станциях метрополитена. Я взял на себя станцию "Дворец Советов", поскольку она близко от моего дома, а Саша выбрал "Площадь Дзержинского".

Я стою и жду ответа, 
Может быть, она придет 
К станции "Дворец Советов" 
У Кропоткинских ворот... 
Лучше места не найдете, 
Эта арка так легка, 
Нашей мраморной работе 
На земле стоять века. 
...Мучая в руках подснежник, 
Я стою среди весны. 
Но не зря любовь и нежность 
Нами в арках взнесены. 
Обещанью верю свято - 
У Кропоткинских ворот 
Счастье в зареве заката 
В новых тапочках идет.

Саша Урусов немедленно сочинил контрстихотворение, по-моему, слишком простодушное, но очень искреннее:

Оркестр играет под землей, 
Мы жмем друг другу руки. 
Тоннель гигантскою трубой 
Разносит эти звуки. 
Бегут на музыку и свет 
Вагоны с фонарями. 
Плакат "Ударникам - привет" 
Колышется над нами.

"Постановление комитета ВЛКСМ шахты 12.

В связи с тем, что в день МЮД мы должны показать свою пролетарскую зажиточность, постановили: на демонстрацию 1 сентября всем комсомольцам надеть свои лучшие костюмы, девушкам - шелковые чулки, парням - галстуки".

Не возражая против сути, галстуков и чулок, Лева Рябов записал в протокол свое особое мнение, что нельзя говорить "пролетарская зажиточность". Слова "зажиточность" и "зажиточный" определяют не пролетариат, а подкулачников в деревне. Нельзя все путать, когда еще и на нашей шахте наверняка есть улизнувшие от раскулачивания в город кулацкие дети, которые поднимут головы после такого постановления. Но все загалдели, что он перегибщик.

За демонстрацию ответственный Саша Урусов.

По чертежам, рожденным в комитете комсомола, ребята смастерили огромную модель проходческого щита. Щиты в действительности стальные - и советский и английский, а этот - фанерный, но очень похож на своих настоящих собратьев.

Громадину модель поставили на тележные колеса, человек двадцать тянули ее и толкали. Шла она довольно легко.

Пришлось сперва двинуться в глубь Москвы, чтобы потом уже идти на Красную площадь - ведь шахта находится слишком близко от нее, а нужно пройти демонстрацией по улицам Москвы.

На Дмитровке, на виду у райкомов партии и комсомола, обломались обе тележные оси. Модель щита оказалась куда более хрупкой, чем настоящий щит! А до начала шествия оставался всего один час.

Урусову просто необходимо было произвести ремонт несчастной модели и спасти честь лучшей шахты на Метрострое. Он послал ребят за проволокой и водопроводными трубами (ими решено было заменить оси) на шахту. Уже стояли милиционеры, и ни один кордон не желал пропускать наших гонцов, которые что-то твердили про водопроводные трубы.

Тут оказалось, что некая Валька хорошо умеет плакать. Она плакала возле каждого милиционера, ныла, что у нее ребенку два года и он на площади Свердлова умирает от скарлатины.

Валькины слезы смывали все преграды на пути, ребята честно шли за юной и явно бездетной Валькой, чтобы помочь несчастной матери.

Так правдами, а больше неправдами они пробрались на шахту. На поверхности кладовая была закрыта с двух часов. Тогда ребята полезли под землю, как были, в своих лучших и единственных праздничных костюмах. Они достали две трубы.

Очень сложно было проходить милицейские заставы с трубами и инструментом. Пришлось говорить, что где-то лопнул водопровод и, если не поспеть вовремя с трубами, улицы будут залиты и демонстрация не пройдет. Они перепачкали свои костюмы, цветы, приколотые к их одежде и заткнутые в волосы девчат, смялись и повяли.

Гонцы с водопроводными трубами прибежали в переулок на Дмитровке, где они оставили злосчастную модель и Сашу Урусова.

Переулок был пустехонек.

Ребята были в отчаянье. А в этот момент по Дмитровке проехал, лихо лавируя на велосипеде, наш бригадир Коля. Он растворился в толпе, как призрак, честное слово.

- Коля! Коля! - а он не слышит. Тогда подняли трубу, как мейстерзингеры, и стали в нее кричать: - Коля!

Краевский услышал их вопли и вернулся. Оказалось, что щит загнали в соседний двор. Около него сидит на тумбе Александр Урусов, как изваяние горя.

Новые оси были поставлены за 15 минут.

Щит, обвешанный плакатами и украшенный цветами, выехал на Дмитровку и стал во главе колонны комсомольцев знаменитой 12-й шахты.

Колонна тронулась на Красную площадь. Все было весело и славно, только Сашу Урусова вели под руки, как скорбящего родственника за катафалком. Он был бледен, немощен, не мог прийти в себя.

После пожара в шахте у всех тяжелое настроение. Лева Рябов утверждает, что был поджог, но никаких доказательств нет. Он говорит, борьба за метро - классовая борьба. Громко, но слишком общо.

И все-таки мне кажется, что кто-то очень не хочет, чтоб мы были счастливыми, кому-то мы очень не нравимся. Но кому?

Мы все равно все построим в срок, метро будет лучшим в мире, с нами и с тем, что мы строим, ничего невозможно сделать. Так и дерево, которое растет, невозможно загнать обратно в землю.

Выполняя поручение бригадира, я пригласил на шахту Юрия Олешу.

Я думал, что он будет отнекиваться и сопротивляться, но он оказался удивительно сговорчивым, просил только показать ему "грустное дело, именуемое шахтерским трудом". Я его стал убеждать, что шахтерский труд для нас дело веселое, но не очень убедил...

Он все время колдует со словами, ему это очень интересно, а окружающим не всегда понятно. Его водил по шахте Саша Урусов, давал объяснения и задавал вопросы относительно книги "Зависть", а также по поводу своей последней увлеченности - книги Авдеенко "Я люблю".

Потом Олеша спросил Сашку:

- Вас никто не подговаривал загонять меня под землей? Признайтесь честно, я отпущу вам все ваши грехи, я вижу, что у вас их много, как у слишком красивого и слишком самостоятельного человека.

Урусов поторопился поднять гостя на поверхность, дальше беседа проходила в комитете, было немного народу, но набито до отказа, комната маленькая.

Олеша спрашивал ребят - что им снится.

Люба К. сконфузилась - не скажу. Все стали смеяться и просить ее все же сказать.

Олеша. Не уговаривайте ее, я сам знаю, что ей снится.

Люба. Зачем же тогда спрашиваете?

Олеша. Я себе не верю.

Вот в таком стиле шла наша беседа. Она отличалась очень от предыдущей беседы с Львом Кассилем, все время записывавшим что-то.

Во время встречи с Олешей двое ребят на подоконнике играли в шахматы, это его очень тревожило. Я, как ответственный за встречу, хотел пойти и смешать им фигуры, но к ним было не пробиться. Наш гость сумел преодолеть свое раздражение. Мне кажется, что он вообще немножко даже заискивал перед нами, но, может быть, я много на себя беру. Мы-то его принимали как самого почетного и дорогого гостя. Олеша протиснулся к подлецам-шахматистам и спросил, что они думают о международном шахматном турнире. А они ничего не думали о нем и очень стушевались...

Лева Рябов спросил:

- Вы играете в шахматы?

Ответ:

- Нет, только в слова!

Лева не забыл о "грустном деле, именуемом трудом" и долго спорил с Олешей о характере нашего труда, даже цитировал Энгельса, но Олеше было скучновато слушать нашего выращенного под землей философа, он не очень поддавался. Я уже раньше понял, что Олеша ценит не просто умные речи, но еще и очень серьезно относится к их форме, к афоризму.

А у Левы насчет афоризмов полнейший прорыв.

Олеша абсолютно и поголовно всех нас очаровал. Я знаю его уже года четыре, но все время смотрю ему в рот, жду, когда он скажет что-то необыкновенное.

Он спрашивал, что такое комсомольская чуткость. Ему рассказали, как мы прорабатываем, но не исключаем.

Олеша:

- А я все-таки не хотел бы попасть вам в зубы, молодые кроты. Я все время думаю, что количество материи во вселенной ограничено, возможно, что комбинации повторяются. И вот я оказался метростроевцем, членом вашей бригады. Вам даже не надо обсуждать - принимать меня или нет. В один прекрасный день вы заметили в шахте нового проходчика и уже знаете, что его зовут Юра. Прошу только - Юра, а не Юрка. Повежливей, будьте добры. Что тогда будет?

Самое интересное, что это несомненное сочинение было воспринято как просьба о включении в бригаду. Про материю даже Лева Рябов не понял, и ребята стали весело кричать:

- Давайте, товарищ Юрий Олеша (а многие говорили Алеша), мы вас примем почетно, как Безыменского...

Секретарь комитета Саша Эйдман сказал, что мы его ценим как шефа. Олеша ответил, что "шеф" - это начальник, что был генерал-аншеф, а современного понимания слова "шеф" он не признает. Когда актеры раз в году едут на завод (а лучше на кондитерскую фабрику), они называют концерт шефским.

О чем только мы не говорили в тот изумительный вечер! Олеша признался нам, что прозу пишет только потому, что его не признали как поэта, но он считает себя поэтом-неудачником и надеется, что наши дети раскопают его стихи и полюбят их. Он читал нам свои стихи, по-моему, прекрасные. Я запомнил четыре строчки:

А если вдруг влюбился ты, 
Скрывайся и таи. 
Ведь половина красоты 
Из тайны состоит.

Мы провожали Олешу на проезд МХАТа всей гурьбой, не знаю, как он, но мы были совсем счастливы. Я считаю, что такие люди необходимы, как создатели сказки вокруг себя. Важно, что он сумел всех очаровать, что бывает редко. Мне никогда не быть таким подлинным писателем, хотя я, может быть, и новей. Кстати, не нужна для таких железобетонная строгость, вокруг них необходима атмосфера сентиментальности и доброты!

Я не обладаю способностью видеть в хаосе будущее сооружение. Совсем недавно я мучился, не мог себе представить, какой же будет подземный вестибюль, возводимый нами. Но вот он уже вылупился, и появилась, как самая необходимая, специальность мраморщика...

Сбойка идущих навстречу тоннелей - испытание для маркшейдеров - сойдутся ли?

У нас все сходится - одно в одно.

Но прелесть сбойки еще и в ее таинственности, когда в глубине земли слышны все громче отбойные молотки идущих навстречу.

Я вынужден меняться сменами, чтобы поспевать на занятия в вечерний Литературный университет. Но чувство потери мучает, когда сижу на лекции профессора Головенченко. Он беспрерывно ругает Тютчева и Фета, а я себя и бригадира за то, что он дал мне поменяться сменами.

Мы вместе с тобою мечтали в забое 
О том, как сквозь толщи пород, 
Окрашенный в синее и голубое, 
Стремительный поезд пойдет. 
Что было мечтами - построено нами, 
Наш - самый красивый тоннель.

Нет, никак невозможно писать стихи о победе. Они получаются крикливыми и недостоверными. Редактор газеты "Ударник щита" сказал мне, что не уверен, что стихи такого рода нужны для газеты. Кого агитировать? Стихи - пропаганда, а не агитация. Наверное, стихи должны помогать людям в трудные минуты жизни, а в легкие и так все хорошо.

Запись в плане Саши Урусова:

1. Беседа об отмене карточной системы.

2. Лекция: солнечная система.

Кирилл Дебольский и Леля Фролова решили пожениться. К этому дело шло, все понимали, что так оно и случится, но теперь это уже воспринимается двойственно: мы рады за них, но мы их теряем. Саша Урусов сформулировал: низкий эгоизм близких друзей.

"Пролетарии всех стран, соединяйтесь!

Управление Московского метрополитена

при президиуме Моссовета

РКи КД

Нет, мы не опоздали!

Из книги: Долматовский Евг. Было. Записки поэта. Кн. 2-я. М., 1979.