У стен родного завода

Сражались локомотивстроевцы не только на фронтовых дорогах. Многим из них пришлось схватиться с врагом у стен родного завода.

По примеру москвичей и ленинградцев в Новочеркасске в первой половине июля были созданы два полка народного ополчения. Один из них состоял только из работников завода. Командиром его стал директор Михаил Иванович Арсеньев, комиссаром - парторг ЦК ВКП(б) Дмитрий Николаевич Трубачев. Около 300 ветеранов гражданской войны были собраны в истребительный отряд под номером 51. 4 тысячи новочеркасцев вошли в ополченческие боевые группы. 10 тысяч горожан объединились в саперно-строительных батальонах и ротах. Вот одна только страница из того героического времени. ...Евгений Цейеров, старший группы, возвратившийся из дозора, доложил командиру истребительного отряда, что под Новочеркасском погибли трое - Сергей Миганаджиев, Николай Гусев и Семен Лучина. В штабе установилась долгая тягостная тишина.

Случаи гибели бойцов отряда уже были. В районе Большого Лога, когда разведывательная группа под командованием рабочего паровозостроительного завода Болотова заставила отойти разведку врага, по окончании жестокой схватки недосчитались двух отважных ополченцев - Мордовцева и Добудько. Но то было в бою, а здесь...

Произошло это так. В ночь на 29 ноября 1941 года 16 бойцов оперативной группы Новочеркасского истребительного отряда народного ополчения под командованием преподавателя индустриального института Цейерова высадились из грузовика на полевом стане в трех километрах от города. Выставили часового, отправили две тройки в дозор и расположились в колхозной избушке с забитыми фанерой окнами.

При свете солдатской плошки грелись у буржуйки. Кто-то дремал, другие тихо разговаривали. Лежащий с краю Семен Лучина рассказывал:

- В тридцать девятом послали меня с завода по бесплатной путевке в санаторий, недалеко от Сухуми. И вдобавок - премия. Так скажу я вам, жил я там, как будто досрочно в коммунизм лопал. Только вот пуля врангельская все больше и больше надоедать стала. И пулю медики вырезали... Тогда почувствовал, что жить мне да жить лет до восьмидесяти.

- А почему не до ста? - спросил научный сотрудник гидрохимического института Николай Гусев.

- Двадцать отдаю на утруску. Десять, скажем, гражданская съела, еще десять - разруха и голодовка после нее. Зато потом какие времена пошли веселые! Помню Первомай тридцать шестого года. К этому празднику готовили первые паровозы. Серго Орджоникидзе приказал сделать два, а мы решили - три, и не меньше.

Да, интересно тогда получилось. Считай, весь Новочеркасск пришел на митинг, посмотреть наших красавцев. А мы перед этим несколько суток не выходили из цеха. Выдохлись, устали как черти, но никто домой не пошел. Облепили машины и поем: "Наш паровоз, вперед лети, в коммуне остановка..." И все, как родные. На первом паровозе почетным машинистом Александр Дмитриевич Кечеджи. На втором - Иосиф Иванович Предриховский, на третьем - Григорий Исаевич Галяпин.

Выступали на митинге: дадим сто паровозов в тридцать седьмом! И я тогда толкнул речь.

А потом Кечеджи посигналил протяжно: "Дорогу!.." Ему ответил рожком старый железнодорожник Иван Петрович Предриховский, отец Иосифа Ивановича. И пошел, и пошел наш первенец! Гремел оркестр, люди фуражки в воздух бросали, "ура" кричали. А мы - поем!

Цейеров взглянул на часы:

- Пора, Сеня. Потом доскажешь. А то вот-вот вернутся ребята.

И сразу поднялись трое - Гусев, Миганаджиев, Лучина.

Ночь стояла холодная, ветреная. Небо обложено черными тучами. Лишь кое-где проглядывали неяркие звезды. Выходили к главной дороге, к шоссе Новочеркасск - Ростов. И вдруг стали как вкопанные. Прислушались. Со стороны Грушевки, ровно урча, шла без света машина.

- Ложись, - подал команду Лучина. - Стрелять для начала поверху. Может, наши.

Но машина как ни в чем не бывало приближалась.

- Фрицы! Бей гадов! - крикнул Лучина и застрочил первым.

Зажглись фары, местность осветилась. Послышались ответный автоматный стрекот и взвизгивание пуль, рикошетящих от мерзлой земли. Семен Лучина, прижав руку к груди, упал в траву. Прохрипел:

- Догонять гадов.

Гусев и Миганаджиев бросились в темноту, но тут земля дрогнула от взрывов. Их нашли мертвыми у брошенной немецкой машины. Разведчики подорвались на мине. Лучину обнаружили невдалеке. Он успел сказать несколько слов склонившемуся над ним Цейерову - последних, прощальных слов.